Дата:	9 октября 2020 года, пятница
Место:	ашрам в посёлке Пуэрто Морелос, штат Кинтана-Роо, Мексика
Вещество:	аяуаска в виде отвара чакруны и лианы аяуаски
Метод:	перорально
Действующие лица: я и Маша, моя жена Иван и Памела, мексиканцы, курандерос (знахари, работающие с энтеогенами) Барбара, живущая в Мексике итальянка, помощница Ивана и Памелы остальные участники церемонии

На этот раз к церемонии мы готовились более тщательно и соблюдали диету (с небольшими нарушениями) с воскресенья. В понедельник к нам в гости приезжал Даниил с целью накурить нас экстрактом DMT, поэтому я отказался от алкоголя со второй половины воскресного дня, а в понедельник до приёма DMT мы голодали.

Маша покурила DMT в понедельник дважды, первый раз с поверхностным трипом на улице с открытыми глазами, второй раз с очень глубоким трипом уже в помещении с повязкой на глазах. Если первый её трип в основном проявился в невероятно красивых визуальных эффектах при взгляде на тропический сад, то второй трип произошёл с полным погружением в DMT-пространство, со страхом на входе и в самом DMT-пространстве, а само это пространство и ощущения при нахождении в нём совершенно не поддавались никакому описанию. На свой трип я долго не решался, было очень страшно, но в итоге ощущения были смазанными, трип быстрым и непонятным, и очень красивым по визуальному наполнению, в тропическом саду.

После DMT-трипа я позволил себе выпить две банки пива крепостью 3.5 градусов, после чего не употреблял алкоголь до церемонии аяуаски. Питались мы в основном супом из курицы, отварным киноа и прочей диетической пищей.

За день до церемонии мы узнали, что в этот раз она будет проводиться не в общине в нашем городе, а в посёлке Пуэрто Морелос, который находится примерно в 40 минутах езды на автомобиле. Поскольку у нас машины нет, а церемония планировалась ночная, мы спросили у Даниила, чтобы он узнал, кто нас может подбросить туда, и, самое главное, обратно.
Даниил написал, что Иван может это сделать. Мы написали в WhatsApp Ивану, и стали ждать ответа.

Наступило 9 октября, сообщение Ивану отмечено как прочитанное, но ответа до сих пор нет. Мы стали думать, как будем добираться туда самостоятельно. Маша, которая никогда не боялась принимать психоделики, на этот раз ощутила жуткий животный страх. Возможно, дело было из-за второго трипа с курением DMT, так как первыми её словами после выхода из трипа была фраза «второго такого раза моя психика не выдержит». Потом, конечно, ужас трипа забылся, снова стало интересно и любопытно, но именно в день перед аяуаской ужас вернулся. Мне, кстати, практически не было страшно, что тоже удивительно, учитывая, как я боялся перед первой церемонией, и как я боялся перед курением DMT.

Тем временем ответил Иван, сказал, что может забрать нас у офиса компании Coca-Cola на федеральной трассе в 18 часов. Маше становится всё хуже и хуже, тело на ощупь стало горячим, температура поднялась до 36.9, она начала серьёзно думать, что стоит отказаться, что с нас хватит уже психоделиков. Я сказал, что если она хочет отказаться, и мы никуда не поедем, я не сильно расстроюсь. Маша в сильных сомнениях.

Тем временем на часах 17 часов, позвонил Иван, говорит, привет, чуваки, вы где? Мы сказали, что мы дома, собираемся выходить, и тут выясняется, что Иван перепутал время — в 18 часов сбор в Пуэрто Морелос, а нас он хотел забрать в 17 часов. Извинился, спросил, сколько нам ехать, сказал, что подождёт нас полчаса. Маша наконец решилась ехать, мы вышли из дома и пошли ловить такси. Пока ловили такси, Иван написал снова и сказал, что он не может ждать, поскольку ему нужно срочно ехать и готовить всё к церемонии, и дал контакт своей помощницы Барбары, которая может нас забрать на том же месте. Мы сели в такси, объяснили таксисту, куда стоит ехать, написали Барбаре и отправились в путь.

Таксист нас высадил на федеральной трассе рядом с офисом Кока-Колы, а через некоторое время туда подъехала Барбара. Барбара — итальянка, невысокая худая женщина в возрасте, весёлая, пыталась нас успокоить, всё, говорит, будет клёво. С ней в машине была её подруга из Аргентины, помоложе, имя, к сожалению, не запомнил. Маша немного успокоилась.

Через 40 минут мы были на месте. Место проведения — ашрам One Breath Of Yoga, которым руководят Памела и её подруга, эмигрантка из Канады с никнеймом Коко. Место представляет из себя огороженный участок в джунглях, там расположено несколько домиков, темаскаль (индейская баня) и место для костра. Сама церемония должна проходить в одном из домиков, который представлял из себя среднего размера комнату с москитными сетками вместо окон.

Людей собралось немного, суммарно где-то человек одиннадцать, не считая Ивана, Памелу и Барбару. Все располагаются, расстилают маты на полу, всем выдают по ведёрку на случай, если будет тошнить. Я постоянно бегал курить — перед смертью не надышишься. Иван обошёл всех с сигарой из табака мапучо (т.е. из махорки), затягивался, выпускал дым каждому на голову и в сложенные лодочкой руки, шептал какие-то слова, камлал. Маше страшно, мне тоже немного страшно.

Памела снова проводит инструктаж. Сначала, говорит, все выпивают по одной чашке, потом тишина на час, потом она объявит : «Окно открыто» — и все, кому мало, могут взять ещё по одной чашке. Как понять, что мало? Если начинаешь анализировать трип, контролировать его, думать — значит, пора ещё. Потом окно закрывается, и нужно ждать следующего окна. Перерыв между приёмами должен составлять как минимум час. Не думайте о том, что нужно сделать завтра, что было вчера, и вообще о насущном. Сдайтесь аяуаске, отдайтесь потоку. Плакать можно, смеяться можно, но, по возможности, не очень громко. Если нужна помощь (например, чтобы добраться в туалет), сказать или как-нибудь подать знак, они помогут. Если становится невыносимо, стоит сфокусироваться на дыхании или сесть, если лежишь. Рвота и диарея — это нормально. Фонарики на телефоне не включайте, дорогу подсвечивайте экраном. Да и вообще переведите телефоны в авиарежим.

Иван открывает церемонию, машет веником из сухих листьев, читает вступительное слово. Латиноамериканский испанский очень забавно слушать, обилие уменьшительно-ласкательных суффиксов. Звучит как «человечек метнулся кабанчиком обкашлять вопросики». Madrecita Ayahuascita Chakrunita, мамочка аяуасочка чакруночка, прелесть какая. Иван наливает чашку, камлает над ней и выпивает. Памела делает то же самое. Мы с Машей переглянулись и охуели. Затем по очереди все начинают подходить и выпивать. Сначала подходит Маша, следом я, выпиваю, отдаю Ивану, он смотрит в неё, хитро улыбается с ленинским прищуром — нет, говорит, «Completamente. Todo. Es importante,» — пей полностью, типа, это важно. Я допил остатки и пошёл на своё место. Замечаю время — 19:47.

Где-то в 20:10 уже чувствую странные ощущения в теле. Помню предыдущую церемонию, когда меня взяло (и то несильно) только с третьей чашки, так что списываю всё на нервозность. Становится неуютно. Почти все свечи в помещении погасили, темно, поэтому непонятно, начинает ли меня таращить или всё же мозг додумывает что-то из темноты. Смотрю на потолок, точнее на крышу, из пальмовых листьев. Перед глазами картина в стиле «офтальмологический реализм», это когда всё так же, как на самом деле, только с деструкциями стекловидного тела (такие мелкие прозрачные фиговины, их видно, когда щуришься). Только я ж не щурюсь вообще, да и деструкций что-то слишком много, да и вообще это визуальный снег. Пространство становится слегка пикселизированным. Смотрю на свет, мираж рассеивается, но снова возвращается. Нет, меня определённо таращит. Становится страшно, правда, быстро отпускает.

Постепенно в поле зрения появляются полупрозрачные струящиеся линии. Закрываю глаза — линий всё больше и больше. Присматриваюсь к ним — они состоят из мельчайшего множества геометрических фигур и символов, тут и треугольники, и круги, и квадраты, и звёздочки, и кресты (в том числе кельтские и египетские), и полумесяцы, и чёрт знает что ещё. Шум в ушах, время замедляется. Линий становится очень много. Меня пиздец как таращит, я ложусь на спину. Смотрю на эти линии, они то из фигурок Лего, то из тетриса, то по-прежнему набор геометрических форм. Постепенно приобретают цвет, по ним ползут змеи, ящерицы, всё это переливается всеми возможными цветами, очень быстро меняется и ускоряется. Добавляются новые линии, которые выглядят, как свет от прожекторов или лазерное шоу на концерте. Страх уходит. Я понимаю, что готов выпить ещё, как только откроют окно. Вот только покурить схожу перед этим, делаю для себя отметку, что если я смогу сходить покурить, значит, пора за второй, так как сильнее уже не будет. Ну да, конечно, это было самонадеянно.

Геометрия под триптаминами, кстати, на мой взгляд, сильно отличается от таковой под LSD или фенилэтиламинами. Она видится какой-то более плавной, более природной, более изящной, в отличие от острых углов и резкости под иными психоделиками; помимо этого, ещё и более динамичной.

Через некоторое время я почувствовал, что у меня затекла рука. Я немного изменил положение, рука перестала затекать. Потом затекла другая рука, потом нога, потом другая нога. Я каждый раз менял положение, но это помогало ненадолго, и уже стало бесить, я стал выгибаться и постоянно менять положение, как на сеансе экзорцизма. Потом у меня затекло веко, и только тогда до меня наконец-то дошло, что ничего у меня не затекает, это всего лишь действие аяуаски. После этого я просто забил на это ощущение и оно ушло. Правда, беспокоила сильная тяжесть в районе грудной клетки, я подумал, что начинается острый панкреатит, но и это мне удалось осознать как начинающуюся паранойю и тем самым отмести.

Когда Памела объявила, что окно открыто, и Иван стал петь ikaros (шаманские песни), я уже не мог ни встать, ни говорить, ни думать. Маша кое-как придвинулась ко мне и сообщила: «больше никогда!», и я понял, что у неё тоже творится пиздец. Я видел сотни каких-то мультяшных морд, которые подпевали Ивану. Видел какое-то бесконечное количество фрактальных форм, которые взаимодействовали друг с другом бесконечным количеством способов, воплощались во всех известных существ, людей, животных, фантастических тварей, они общались на всех возможных языках, любили, дружили, трахались, убивали друг друга, воскресали, рождались, сливались, разъединялись и чёрт знает что ещё творили. За секунду я успевал рассмотреть кучу возникающих и угасающих цивилизаций. Было и страшно, и интересно одновременно, да вообще все чувства испытывались одновременно. Иван ходит вокруг, напоминает, что окно открыто, да ну тебя, чувак, меня и так убило насмерть. На физическом уровне продолжает выгибать и плющить, хочется рыдать, выть, смеяться, орать, бегать, трахаться, и причём всего этого хочется одновременно. Интересно, думается мне, много ли пар пытается потрахаться от избытка чувств на церемониях? Справедливо отмечаю, что их явно на другое успеет переморочить, прежде чем они до дела дойдут.

Я вижу все написанные когда-либо и кем-либо тексты (прямо буквами) и успеваю даже их прочитать, вижу тексты, которые ещё будут написаны. Вижу все картины, когда-либо кем-либо нарисованные, и те, которые ещё будут нарисованы, и все фильмы, уже снятые и те, которым ещё только предстоит быть снятыми. Затем с каждым из этих видов искусства происходит интересный эффект — они как бы пытаются привестись последовательно ко всем известным системам их классификации (например, тексты приводятся то к сюжетам Борхеса — обороне крепости, походу аргонавтов, смерти Бога, возвращению Одиссея и да, и к секретному пятому сюжету, минету из жалости, потом к системе сказок Аарне-Томпсона; фильмы категоризируются по жанрам, картины — по эпохам), а потом как бы декомпилируются до какого-то универсального кода, как в «Игре в бисер» Гессе, и занимают своё место в какой-то бесконечной последовательности этого кода, напоминающую число пи или эдакую платоническо-пифагорейскую гармонию сфер. Художник (писатель, кинорежиссёр, музыкант) видится неким медиумом, который выхватывает фрагмент этой бесконечной последовательности, и, пропуская её через свой разум, воплощает в произведении искусства. Интересный эффект — любое произведение стало возможным декомпилировать до универсального кода, а после воплотить в ином формате, услышать, как звучит картина, или же нарисовать музыкальную композицию. Сама идея, конечно, не новая, но виделась и чувствовалась очень ярко.

Я понимаю, что LSD, которое, кстати, я принимал недавно, в конце сентября, показывало мне личность в соответствии с гипотезой Сепира-Уорфа, то есть, как стройную и логичную систему костылей и подпорок из смыслов, понятий и языкового кода, за которой не было нихуя, совершенное такое солипсистско-буддийское нихуя. Аяуаска показала то, что лежит ещё
дальше, за этими пределами, и это вовсе не «нихуя», а совершеннейшая полнота, скрытая от наших глаз и сознаний фильтрами эго — этот факт представлялся чем-то однозначно печальным.

Я иду дальше и вижу себя, вижу каждый прожитый мной момент. Вот я в детском саду, в школе, в университете, с друзьями, с родственниками, с Машей, вижу какие-то события, какие давно забыл. Причём вижу не линейно (то есть, не как размотанную раскадровку), а одновременно, даже не так, как охранник смотрит за камерами видеонаблюдения, а как-то в одном экране. Даже не просто вижу, а проживаю, и испытываю одновременно все эмоции, которые я испытывал во все эти моменты. Становится невыносимо, я фокусируюсь на дыхании, как сказала Памела, это помогает. Иван ходит с гитарой, поёт что-то и периодически повторяет «limpio, limpio», то есть, чищу, очищаю. Становится легче.

Аяуаска начинает пиздить. Ощущение такое, как будто тебя берут за шкирку, или там за хвост, и хуячат об стены. Пиздит нещадно, пиздит за всю хурму вообще. За каждое проявленное малодушие, за нелюбовь к себе, за пренебрежение собой ради какой-то очередной хуйни. Воспринимается это без страха, понимаешь, что за дело, но уж больно жестоко. Приходит ощущение, что я нахожусь в эдакой психоделической бане, аяуаска — с веником, и стегает, и пиздит, и уже невмоготу, и уже взмолился, ну всё, блядь, хватит уже, но нет, нихуя не хватит, получай! Не думает останавливаться. Кое-как нахожу в себе силы сказать Маше: «как же нещадно пиздит», Маша отвечает: «немыслимо». Обнимаемся и так и лежим, становится легче.

Лежу отпизженный до предела, часто дышу. Приходит сравнение с DOB. Нет, само собой, на DOB оно вообще никак не похоже по действию, но вот то состояние, когда ты адски проглюченный, когда тебя пиздит, а ты уже не можешь и просишь пощадить, а оно и не думает останавливаться, вот это аяуаску с DOB-ом и роднит. Чувствую, что это в натуре, блядь, медицина. Очень вязкое состояние, на самом деле. Ощущаю себя всеми людьми, всеми индейцами, которые на протяжении всей истории ели эту аяуаску в этом пространстве.

Где-то рядом блюет одна девушка, блюёт со страшными звуками. Мы с Машей, что удивительно, не блевали ни в прошлый раз, ни в этот. Мозг пытается запаниковать. Говорят, эмпатия — хороший эволюционный механизм, помогающий выживанию вида. Обезьянка видит, что другой обезьянке пришёл пиздец, и не лезет туда же. Возможно, включается эмпатия именно в таком, животном понимании, человеку плохо, а он сделал то же, что и ты, и тебе тоже стоит забеспокоиться.

И тут мудрейшая мысль пронзает моё сознание, прямо как очередная пошлятина, которая «буквально взрывает интернет»:

— А меня ебёт?

Мне сложно описать, какое блаженство я испытал при этой мысли. Меня же и в самом деле не ебёт. Вот совершенно нисколько.

Голова стала яснейшей. Нет, меня всё ещё так же таращило, но ощущение величайшей осознанности не покидало. Я радовался этой мысли, как пиздюк новой игрушке, и стал применять её ко всему. У меня в сознании ещё висела вся моя жизнь во всех её моментах, и все мои воспоминания, и все мои чувства и мысли из каждого момента жизни ещё были при мне. Поступил не так, как было нужно, потому что «а что о тебе подумают»? Господи, а тебя ебёт? Нет, да ни капельки! Ситуация уходит, меня за неё аяуаска больше не пиздит. «Как это будет выглядеть?» — да как угодно, тебя ебёт? Нет, вот совершеннейшим образом нет. Сложно описать, какое ощущение спокойствия и свободы приходило, когда все заморочки нахрен отпиливались этим «меня не ебёт». «Хахаха, мамкин циник» — папкин! Да хоть дяди Васькин из соседнего двора! Почему вообще должно это парить-то, ну. Речь при этом не шла о каком-то махровом эгоизме или мудачестве по отношению к окружающим, речь шла именно о каких-то внутренних заморочках и страхах, которые сильно ебали мозг и к окружающим на самом деле имели уже далеко опосредованное отношение, если вообще имели. Понял, что в обычной жизни не всякий раз подвергаю сомнению указания внутреннего голоса, а стоило бы. Идея простейшая по своей сути — не ебать себе мозг из-за недостойных внимания вещей, идея, которую прекрасно понимаешь разумом, но часто не применяешь, а тут — видишь, чувствуешь и освобождаешься. Снова ощущение кайфа, ощущение свободы.

Лежу, справа от меня лежит Маша, и чувствую (не вижу — именно чувствую), как рядом с Машей стоит какая-то хрень, явно обладающая субъектностью. Хрень смотрит на меня, и это меня не пугает, но мешает. Я говорю: «отъебись». Не знаю, вслух я это сказал или в своём сознании. Сказал без агрессии, как Диоген Македонскому, мол, отвали, ты мне солнце загораживаешь. Подействовало, хрень исчезла.

Перед курением DMT Даниил предупредил, чтобы я был готов к тому, что старые страхи вылезут на поверхность. Я тогда ещё задумался — интересно, какие? Страх гопоты из подросткового говнарского периода? Если в DMT-трипе ко мне действительно придут гопники, сказал я тогда, мне будет невероятно смешно. В итоге, под аяуаской я вижу таки этих гопников, но мне не смешно, мне грустно, потому что это глупые и глубоко несчастные люди, какими бы счастливыми они себе не казались, поедая шашлычок под водочку и шпиля своих боевых подружек. Глупые вовсе не потому, что они чего-то не знают, а потому, что сдерживают свою личность, свои душевные порывы, пытаясь соответствовать какому-то кодексу чести реального пацана. Такими же виделись и христиане особенно догматических конфессий (православные и католики), мусульмане и прочие, кто сознательно и не очень накладывает на себя ограничения, всю эту иезуитскую ересь, чтобы получить какой-то призрачный ништяк после смерти или одобрение служителей культа при жизни. При этом сознательные самоограничения (например, категорический императив, правильное питание, умеренность в алкоголе и наркотиках, делу время — потехе час) воспринимаются положительно, первое ключевое слово — «сознательные», нужно понимать, зачем ты это делаешь (бритва «ебёт ли меня?»), а второе, не менее важное, ключевое слово — САМО-ограничения. Вновь возникает та же мысль, что и под LSD: всем нужно для начала друг от друга отъебаться. Тогда наступит если не благорастворение воздусей и коммунизм, то уже что-то утопически близкое. Накатывает вселенская скорбь, начинает болеть голова, и я решаю сходить развеяться, в туалет и покурить.

На улице никого нет, горит костёр, свечки освещают путь к туалету. Штормит, как пьяного, смотрю на небо — звёзды пускаются в пляс. Путь в туалет превращается в тот ещё квест, меня мотает, хватаюсь за пальмы, но всё же добредаю, делаю свои дела и иду обратно, дышать свежим воздухом и дымом костра. В самом ашраме, несмотря на отсутствие окон (вместо них москитная сетка) дышать было нечем — Иван и Памела постоянно жгли благовония. Говорят, человека под аяуаской даже змеи не кусают, но к комарам это явно не относится. Меня сожрали, и я иду обратно в ашрам, там, хотя бы, не кусают.

Через некоторое время Маша приходит в себя и просит меня отвести её в туалет. Я уже более или менее пришёл в себя, сильно болит голова, визуалит красивыми разноцветными линиями, но уже не штормит. А Машу всё ещё очень сильно таращит и штормит. У неё удивление и восторг, она говорит, что приходит в ужас от той мысли, что она могла поддаться искушению не ехать и забить на церемонию, и тогда бы не испытала этого блаженства и расширения сознания. Говорит, что её животный страх перед церемонией был однозначным испытанием, и, поскольку она его успешно прошла, была вознаграждена теперешним состоянием. Всему удивляется, всё кажется прекрасным, и, самое важное — таким, как и должно быть. Говорит, что хоть аяуаска и пиздит, но пиздит очень справедливо. Вообще, в целом, если мой трип был скорее кнутом (и немного пряником), то её трип был немного кнутом и по большей части пряником. Говорит, что LSD в сравнении с аяуаской действительно какое-то простое и советское. Я возражаю, что оно просто другое, но в целом, конечно, более понятное, простое и советское. Сидим в джунглях, джунгли очень красивые, пальмы тоже очень красивые, разговариваем. Приходит Памела, видит наши офигевшие лица, спрашивает, всё ли хорошо, отвечаю «muy bien», очень хорошо. Слышим нечеловеческие звуки — кого-то снова тошнит. Возвращаемся в ашрам.

Хочу сказать, что вышеописанные рассуждения представляют собой сравнительно малую часть всего трипа. В остальное время, особенно на пике действия, то, что воспринималось, вообще не поддавалось никакому анализу и объяснению. Голова болит всё сильнее, достаю спазмалгон из рюкзака и выпиваю, после чего ложусь на спину и слушаю песни Ивана. Голове постепенно становится легче, но не до конца. Памела объявляет церемонию рапэ. Рапэ — интересная штука родом из Амазонии, смесь измельчённого табака, коры какого-то дерева и ещё чего-то. Сажусь перед Памелой, она заправляет порошок в специальную трубку, вставляет один конец трубки мне в ноздрю, а в другой с силой выдыхает воздух. В мозгу небольшой взрыв, голова проясняется, слёзы ручьём. Затем то же самое со второй ноздрёй. Головная боль уходит, сажусь и слушаю музыку Ивана дальше. Всех постепенно отпускает, Иван поёт песню «Espiritu Eterno», люди начинают подпевать.

Иван закрывает церемонию, снова благодарит все силы небесные и не очень, благодарит мадреситу аяуаскиту и Пачамамиту. Памела произносит завершающее слово, говорит о необходимости трансформации и интеграции тех уроков, что даёт нам аяуаска, говорит, медитируйте, питайтесь правильно, и всё будет заебись. Ко мне подходит Барбара, спрашивает, как мне всё понравилось, рассказываю ей, что вещи, которые я увидел и понял, хоть и банальные, но именно в таком состоянии понимаешь их правильность и важность, и основная проблема сохранить и удержать это ощущение с собой. Барбара даёт те же советы, что и Памела — медитация, правильное питание, и вообще, дескать, если ты забудешь, ты мне напиши в WhatsApp, и я всегда тебе напомню об этой церемонии и её уроках. Смеёмся. Иван и Памела вытаскивают фрукты и всех угощают, мы с Машей едва осиливаем съесть один банан на двоих. Чувствую великую усталость, Барбара говорит, что сейчас все начнут собираться, и тогда она нас отвезёт в город.

Иду покурить. На улице недавно прошёл дождь, стало свежо и хорошо. Иван спрашивает у меня, как мне церемония. Отвечаю, что это был «la leccion mas dificil», самый трудный урок, и удивляюсь, что в прошлый раз меня едва взяло после третьей чашки, а теперь одной хватило выше крыши, demasiado. Иван смеётся. Спрашиваю, что означают слова «nimay» и «caiariri» в песне «Espiritu Eterno», Иван отвечает, что ничего не значат. Возвращаюсь на место, начинаем собираться, Машу всё ещё вовсю таращит. Барбара и её аргентинская подруга отвозят нас в город, сначала мы думали, что она остановит нас там, где мы можем поймать такси, но в итоге она отвозит нас до самого дома.

Дома мы делились впечатлениями. Голова снова заболела, я решил выпить пива, немного помогло. Перед сном решил покурить марихуаны — это было однозначно плохое решение, головная боль вернулась, и весь последующий день меня преследовала. Только через день после церемонии головная боль прошла, пришло хорошее настроение и умиротворённое спокойное состояние, уверенность в себе и своих силах. По состоянию на третий день ещё сохраняются пост-эффекты — визуальный снег при концентрации на однотонных поверхностях, лёгкая психоделическая геометрия, иногда возникающая при закрытых глазах, и сохраняющаяся на секунду при открытии, но постепенно эти эффекты сходят на нет. Сны, правда, лютые, как будто не сон, а трип.

Напоследок несколько фотографий из самого храма: