Ещё на прошлой церемонии в конце мая я спросил Памелу, когда будут церемонии в Пуэрто-Морелосе. На тот момент Иван и Памела собирались в Испанию, чтобы проводить свои церемонии там, поэтому она ответила, что это возможно не раньше июля, когда они вернутся. Но, к счастью для нас, они не стали задерживаться в Испании до июля, а вернулись в середине июня и сразу же решили устроить церемонию в Пуэрто-Морелосе. Там (точнее недалеко от города, в джунглях) находится центр йоги One Breath Of Yoga, которым руководит подруга Памелы, эмигрантка из Канады с никнеймом Коко. Мы проходили там церемонию аяуаски два года назад, и нас в этом месте привлекает прежде всего камерность: не более 15 человек, никто не сидит друг у друга на головах и не заблёвывает соседа, как в Portal Xibalba в Sac Be.

Начало церемонии назначили на 17 часов. За пару дней до этого я написал Барбарите, которая всегда нас возит, чтобы она забрала нас и довезла до места назначения, но в этот раз её машина оказалась в ремонте, и мы решили добираться сами. Решили выйти заранее, в 15 часов, чтобы добраться пораньше и занять лучшие места. От дома мы поймали такси до остановки colectivos (т.е. маршруток), на маршрутке доехали до Пуэрто-Морелоса, а там снова поймали такси уже до самого центра йоги, куда прибыли в 16 часов. Ворота были закрыты, на территории никого не было видно, кроме трёх собак, которые увидели нас и начали лаять. На лай вышла Коко, спросила, чего мы хотим, недовольно сказала, что церемония вообще-то в пять вечера, но узнала нас и пустила внутрь. В храме ещё никого не было, но уже были постелены коврики для йоги с ведёрками. Мы приехали со своими матрацами, расстелили их и пошли тусить на территории, играя с собаками и отбиваясь от насекомых, среди которых особой доёбистостью отличалась необычная цветастая муха с рыжим брюшком.

Постепенно приезжали следующие участники церемонии, уже была половина шестого, но Иван с Памелой ещё не приехали. Из джунглей появилось много-много диких обезьян; обезьяны вовсю шастали по деревьям, а я гонялся за ними с телефоном, пытаясь сфотографировать. Наконец приехали Иван, Памела, Барбарита и Шани со всем реквизитом и музыкальными инструментами и стали готовить храм к проведению церемонии. Я достал воду, туалетную бумагу, спазмалгон (у меня от аяуаски порой начинает болеть голова) и Powerbank, к которому подключил телефон, чтобы сделать аудиозапись церемонии. Коко, расположившаяся рядом со мной, оказалась против: попросила телефон вообще выключить, а батарейку убрать, потому что от неё, видите ли, нехорошие вибрации исходят. Хуй с тобой, золотая рыбка, придётся в этот раз обойтись без записи.

В центре храма постелили покрывало, на него в позу лотоса села девушка Шани и пригласила всех желающих на церемонию рапэ. Шани — помощница Ивана и Памелы, родом из Израиля, но живёт в Мексике (как я понимаю, давно) и хорошо говорит по-испански. Я вызвался первым, она спросила, посильнее мне сделать или послабее, я ответил, что хочу нечто среднее. Шани камлает, я вдыхаю, она вставляет мне длинную трубку в ноздрю, я делаю вдох, она вдувает смесь рапэ, чувствую взрыв в мозгу, слёзы ручьём. Затем всё то же самое для второй ноздри. Мозги хорошо прочистило, я вернулся на своё место.

Памела спросила, все ли понимают испанский, и все ли понимают английский. Тех, кто понимает английский, оказалось больше, и она решила провести инструктаж на английском. Объяснила основные правила: сначала все пьют по шоту, потом, когда объявят, что окно открыто, можно брать ещё шот и ещё (пока не объявят о закрытии окна) с минимальным интервалом в час, не отвлекать других разговорами, не покидать церемонию до завершения, не линять далеко в джунгли, если ощущения совсем пиздецовые — глубоко дышать. Затем Иван стал открывать церемонию, madrecita ayahuasquita chacrunita, как всегда, благодарность всем силам небесным и земным, Пачамаме, как матери всего сущего, и аяуаске, как матери всех растений. Первыми шот выпили помощники, затем все остальные участники по часовой стрелке. Я выпил последним, Маша выпила десятой, и церемония эта для неё была юбилейной, десятой. Я заметил время: на часах было 20:10, на улице уже полчаса как стемнело. Выпивая шот, я попросил у аяуаски советов, что делать со своим здоровьем, на что обратить внимание, и что делать с пристрастием к пиву.

Было где-то без десяти девять, когда я заметил первые эффекты. Начинается у меня всё всегда стандартно: каркасные сетки (как 3D-ландшафт без текстуры), множество движущихся цветных параллельных линий, постоянно меняющих свой цвет и толщину. Если присмотреться, линии состоят из мельчайших геометрических фигур и цифр, это очень красиво. Ощущения усиливаются, некоторые линии похожи на размотанную киноплёнку, некоторые (с цифрами) закручиваются в рулетку из казино, некоторые с белым фоном и разделены на сегменты, а в сегментах нечто вроде светящихся разноцветных стёкол в витражах. Я постепенно начал терять эго и растворяться во всём этом прекрасном многообразии, как вдруг произошло нечто странное. Ко мне вернулось осознание, а все цвета с ярких и тёплых сменились на холодные, в основном мертвенно-венозного цвета. Линии стали напоминать опарышей, потом кольчатых червей, которые копошились в какой-то разлагающейся мертвечине. Мне стало страшно, но я помнил, что я ничего не боюсь и пытался не давать себе испугаться по-настоящему, это было довольно тяжело. В какой-то момент ощущения достигли пика, видения стали совсем неистовыми, и меня стошнило в ведёрко. Сразу после этого яркость и интенсивность визуальных эффектов резко уменьшилась, но и страх ушёл. Я лежал, слушал икарос, традиционные аяуасочные песни, и ожидал, когда же откроют окно. Мне нужно было пройти ещё дальше.

Окно открыли где-то в 21:40, и я сразу же взял себе ещё шот. Через полчаса, стандартно, я стал ощущать усиливающиеся эффекты. На этот раз преобладали видения в стиле стимпанк: латунные шестерёнки, поршни, слаженно работающие механизмы. Затем я увидел своего дядю из Канады; стал негодовать, зачем же мне этого мудака показывают, давайте-ка сменим картинку. Но картинка не уходила, пока я их мысленно не отпустил — что было, то было, мне на них, в общем-то, поебать, пусть живут, как хотят. Снова растворение, снова мозг пытается смешно цепляться за обломки сознания, пытается что-то контролировать, Памела говорила, что наш мозг тот ещё контрол-фрик, которому до всего есть дело. Каждый раз аяуаска начинает с того, что учит не заморачиваться о том, как ты выглядишь в глазах других. Ты постоянно обнаруживаешь в мозгу вопрос «как это выглядело со стороны» по поводу твоего поведения на церемонии или же по поводу каких-то воспоминаний, аяуаска не даёт двигаться дальше, пока ты не принимаешь ситуацию и не понимаешь, что вопрос лишён смысла, что тебе на то, как ты выглядишь со стороны, по большому счёту абсолютно поебать. Далее аяуаска даёт мне ответ на первый вопрос — нужно как-то исправить прогиб позвоночника, это связано со многими проблемами в моём организме, и то, что я замечаю уже сейчас, типа остеохондроза и прочего — это только начало, проблем будет больше, если я не займусь этим вопросом. Аяуаска наглядно показала процессы, происходящие в моём организме, я видел, как прогиб влияет на внутренние органы и системы.

Третий шот я выпил где-то ближе в 23:20. Как обычно, через тридцать минут меня закрутило в водоворот видений, и тут я увидел её — свою зависимость от алкоголя, компульсивное желание выпить. Компульсия выглядела как огромный тёмно-фиолетовый слизняк, и я увидел, как она питается любыми попытками обмануть себя, пойти с ней на сделку, поддаться её уговорам и так далее. Каждое «вот сейчас да, а с понедельника нет», каждая попытка выстроить с ней отношения и найти компромисс делала так, что этот огромный слизняк только жирел, а затем начинал отращивать метастазы-щупальца, которые прорастали (я видел это очень наглядно) в саму структуру моей личности, делая так, что её (зависимости) желания я воспринимаю, как свои. «Не пить» в данном случае тоже воспринималось как самообман, потому что это не решение, а просто отсрочка, и вот ты уже ждёшь какого-нибудь праздника или иного события, чтобы как следует нахуяриться. Ещё эта компульсия охуеть как питается всякими обидами, недовольством, ощущениями того, что всё хуёво — в таких случаях ей гораздо проще взять верх. Более того, она эти случаи провоцирует сама: я становлюсь сентиментальнее, начинаю драматизировать и париться (и, соответственно, бухать) из-за такой хуйни, на которую, в общем-то, трезвому человеку должно быть по барабану. Но самое главное — это, конечно, самообман. И самое главное, чему нужно учиться — отделять свои желания от желаний компульсивных. Всё это было представлено в виде ярких визуальных образов, то есть я действительно видел себя и свои мысли в разных ситуациях, видел, как она жиреет и метастазирует, как заставляет меня думать иначе, не так, как думал бы я настоящий. Вспомнились зависимые от амфетамина Вадим и Игорь: если Вадим, прося подкинуть спидов или денег на них или же контакт дилера, говорил нечто вроде «мне нужно простуду вылечить» или «мне нужно хорошенько поработать», то Игорь говорил «я хочу уебашиться», спрашивал «зачем?», бил кулаком по столу и сам же себе отвечал «чтобы уебашиться!». Сразу стало понятно, что у такого человека, как Игорь, несмотря на кажущееся противоречие, есть все шансы справиться со своей зависимостью, а у Вадима — никаких, по крайней мере, пока он продолжает себе врать.

Врать самому себе в таком состоянии невозможно. Аяуаска просто берёт и сносит нахуй весь этот сложный комплекс из психологических защит и заморочек, который человек по недоразумению называет собой, затем достаёт оттуда, из недр, тебя настоящего, и задаёт ему несколько правильных вопросов, уйти от которых или солгать не получится. Или же не задаёт вопросы, а просто объясняет, причём максимально доходчиво. В голове проносилась вся жизнь, все моменты, в которых я обманывал себя и других, но в первую очередь себя, конечно, ради своей зависимости. Почему-то вспомнил из далёкой юности: «Мне снилось, что я приношу себя в жертву кривым садовым ножом. В подмышке зажал я голову и, прижимая ее локтем, вскрываю горло над щербатым эмалированым тазом, снаружи грязно-синим, внутри пожелтевшим белым. Я был как бы один человек: у меня было только две руки, которыми я пользовался, и не было других, которыми можно было бы защититься. У меня было только одно горло. Но в тоже время меня было двое: я приносил себя в жертву, и я приносил себя в жертву. Я был билингва.»

Я перестал приносить себя в жертву и сел медитировать. Иван и Памела зажгли дополнительные свечи, Памела взяла арфу, стала играть на ней и петь какую-то красивейшую песню. Потом она перестала петь, продолжая играть, и начала говорить чудесные слова, о том, что нам всем стоит сейчас насладиться моментом, о том, как прекрасна жизнь во всех её проявлениях, о мощи, которая сокрыта в каждом из нас, о необходимости слушать своё сердце, чувствовать и любить. Я невероятно проникся моментом, я почувствовал, как столб яркого света проходит сквозь меня, входит в голову и, проходя через весь позвоночник, уходит в землю. Я весь светился, мои видения стали невероятно яркими, в тёплых тонах, красивыми и неистовыми. Памела, Барбарита и Шани снова стали петь, пели в унисон, их красивые женские голоса переплетались меж собой, я ощутил чувство полной защищённости, уверенности в себе и своих силах, я снова чувствовал присутствие Пачамамы, архетипа богини-матери. Я растворялся, ощущая биение жизни во всём и в себе частности, я видел, как вырастают растения и распускаются цветы, как рождаются и растут животные и люди, всё это дышало, находилось в непрерывном движении, стремилось к Солнцу, жизнь продолжала сама себя, жизнь была жизнью! Аяуаска — вино мёртвых, но смерти здесь не было, было обновление и постоянное движение вперёд, это ощущалось вселенской гармонией, вся жизнь во Вселенной представилась огромным фрактальным цветком, который постоянно распускался. Я испытывал запредельное чувство благодарности и радости, просто от осознания такого простого факта, что я живой, что я имею возможность участвовать в такой прекрасной мистерии.

В это время Маше снова стало плохо. Как она объяснит потом, после первых двух чашек ей было вполне хорошо, а пиздец начался после третьей. Она постоянно меняла положение, стонала, потом попросила меня выйти с ней на улицу. Мы вышли, я вспомнил, что нужно взять спрей от комаров, и попросил Машу подождать меня на улице. Когда я сбегал за спреем, понял, что Маша решила не ждать, пошла по тропинке к туалету и упала в кусты. Появилась Барбарита, я объяснил ситуацию, мы подняли Машу и подвели её к костру. Маша решила лечь прямо на щебёнку около костра, но Барбарита сразу сбегала за покрывалом, постелила его, и Маша перекатилась туда. Барбарита пыталась что-то объяснять Маше, но Маша ничего не понимала; она попросила меня перевести Барбарите, что ей срочно нужно поблевать. Мы принесли ведёрко, дали Маше попить побольше воды, но это не срабатывало. Барбарита предложила Маше глубоко дышать, чтобы её стошнило, но Маша не могла сконцентрироваться на дыхании. В это время в храме Шани снова постелила покрывало в центре и пригласила всех желающих пойти церемонию рапэ. Барбарита сказала, что это поможет Маше наконец-то поблевать, и мы пошли в храм.

Маша прошла церемонию рапэ, раскачиваясь, стоная и обнимая ведёрко, после чего вернулась на своё место и занялась фистингом глотки, засовывая руку себе в горло чуть ли не по локоть, чтобы хоть как-то стошнило. Через какое-то время эти попытки всё же увенчались успехом, вид у Маши был неважный. К нам подошёл Иван, взял мою ладонь, развернул её тыльной стороной к полу и разместил посередине между мной и Машей, взял Машину ладонь и так же положил сверху, затем снова мою ладонь от другой руки и Машину ладонь от другой руки. Несколько раз затянулся мапачо, выпустил дым в наши затылки, а потом в сложенные руки. Обычно он проводит этот ритуал в начале и в конце церемонии индивидуально, но, видимо, таки понял, что мы с Машей один юнит. Затем и я прошёл церемонию рапэ, она окончательно прояснила мой ум, что удивительно, на этот раз без слёз, так и сказал Шани, протянувшей мне бумагу — sin lagrimas. Мы снова пошли на улицу и делились впечатлениями, Маше стало значительно лучше, правда, нас вовсю хавали насекомые, не боясь репеллента. Говорила, что пиздец от предыдущих церемоний меркнет в сравнении с пережитым на этой церемонии пиздецом, что это была борьба за свою жизнь, состояние, сходное с клинической смертью. Сказала, что, находясь в этом состоянии, осознавала, что невозможно вынести это второй раз, да и вообще добровольно ещё раз на это пойти.

Мы вернулись в храм, Иван с Памелой стали закрывать церемонию. Снова поблагодарили все силы небесные и земные, сказали нужные слова. Кто-то принёс фрукты, мы поели бананов и клубники, всё это после длительной диеты снова воспринималось, как пища богов. Затем я пошёл к Барбарите спрашивать, к кому можно упасть на хвост, чтобы доехать домой в Плая-дель-Кармен. К сожалению, машины Ивана и Шани были заполнены целиком, другие люди были из Пуэрто-Морелоса, я стал звонить Коту (связь была крайне плохой), чтобы объяснить ситуацию и попросить забрать нас на такси. Но в этот момент Барбарита подошла ко мне и указала на здоровенного чернокожего чувака (раза в три больше меня и в ширину, и в высоту), который должен ехать в Плая-дель-Кармен. Я подошёл и познакомился с чуваком, его звали Джонатан, и с его женщиной, белой блондинкой, которую звали Али. Как выяснилось, они живут в том же районе, что и мы, и согласились нас подвезти. Мы собрались и загрузились в их просторную недешёвую машину и поехали домой, делясь впечатлениями. Как выяснилось, живём мы относительно недалеко друг от друга; Джонатан и Али довезли нас до дома и попрощались, а мы вызвали Кота к нам в гости посреди ночи и стали рассказывать ему про церемонию.

Отчёт по состоянию спустя неделю: всё ещё не пью алкоголь; состояние осознанное, все навязчивые мысли получается ухватить за хвост в момент их возникновения и нейтрализовать до того, как они будут приняты сознанием, как свои собственные неоспоримые желания. Машу же, как выяснилось, в джунглях съели местные слепни (более ста укусов), та самая муха с рыжим брюхом, которую я упоминал ранее, что вызвало сильный выматывающий зуд, не проходящий несколько дней и не снимаемый ничем, кроме льда, да и то ненадолго. Когда же через несколько дней зуд стал отпускать, Маша вернулась к оценке церемонии, однозначно воспринимает произошедшее как нечто очень важное и нужное, тоже отмечает осознанность. Сейчас снова наступило то время, когда все банальные и затасканные слова о жизни перестают быть пустым звуком и снова обретают свой смысл.

А теперь слайды: